«Изобретение религии» – такое определение использует Ассман чтобы подчеркнуть резкость нового шага Израиля, его принципиальное отличие от мирового Египта. И хотя определение не слишком удачно (сам Ассман настоящим изобретением религии считал, скорее, монотеизм Эхнатона), резкость «освободительного прорыва» Израиля действительно налицо.

Но, конечно, перед нами и нечто гораздо большее, нежели «изобретение религии». Кроме того, Израиль – это ещё и «изобретение времени», «истории», «революционной стихии», нового «безличного государства» и его новой тотальности. Причем, все эти «изобретения» оказываются в основании исторического «проекта», масштабы которого действительно впечатляют.

Перед нами и правда невиданный доселе (едва ли и после) социальный инженерениг: создать из ничего (экс нихил) новый народ; или, скорее, спаянный единой тотальной волей снаряд, раз навсегда запущенный ради достижения раз навсегда поставленных целей. При этом, надо понимать (поскольку исполнение целей ожидается в конце времени и истории) проект должен нести в себе потенциальную энергию достаточную, чтобы, став «началом истории» устремиться в самый ее эсхатологический конец.

Народ Израиля и формируется как некая «стихия истории», её «ракета-носитель». Да и народ ли это? Нигде и никогда еще так народы не создавались. «Народ» не растёт в течение многих столетий, а мгновенно формируется посредством заключения «завета». Затем завет дважды скрепляются кровью: сперва в момент произнесения клятв народ окропляется жертвенной кровью животных; затем в наказание за уклонение левиты убивают три тысячи человек.

Можно спорить о том, какая реальность стоит за этими образами Торы, однако с точки зрения власти жрецов смысл явлен недвусмысленно и звучит весьма угрожающе и убедительно.

Кроме того, в «договоре с Яхве» детально прописан устав; введены принципы жесточайшей дисциплины. Всякое уклонение от следования уставу и нарушение дисциплины карается смертью. Любые родственные, дружественные, расовые етс. связи в сравнении с верностью Яхве вменяются в ничто. Ближайшие родственники, дети могут быть казнены по первому требованию Яхве (точнее, власти, действующей от его имени). Вся полнота власти и сосредоточена в руках этой высшей инстанции и действующих с ее санкции исполнителей. Любая попытка оспорить эту власть карается самым жестоким образом (пятнадцать тысяч восставших левита Корея, оспоривших святость элиты «народа святых» истреблены в мгновение ока).

Вообще, всё это больше похоже не столько на народ, сколько на боевую (хотя и своеобразную) организацию орденского типа. Возможно, первую такого типа организацию: с одной стороны, боевой отряд (подобные полинациональные банды «хапиру» действительно хорошо в Ханаане известны), с другой – тайный жреческий орден (действительно, Моисей, как указывает Новый завет, «был обучен всей мудрости египетской», то есть имеет статус верховного египетского жреца).

Итак, жреческий орден, воинский союз, тайное общество?

В любом случае, очевидно, что перед нами далеко не обычный народ, и далеко не обычная религия, но – некое сообщество орденского типа, имеющее внешний вид религии и народа.

Поскольку цели сообщества отодвинуты в конец времени и истории, легитимация этих целей отодвигается в начало времен. Этим целям служит миф об Аврааме («ибо всю землю, которую видишь, тебе дам и потомству твоему на веки», Быт. 13:15). Миф о патриархах призван не только заместить собой большую историю мира, историю великих империй: Вавилона, Египта, Персии, но и удостоверить создающуюся общность в действительности его притязаний и прав. Одним словом, перед нами действительно невероятный по своим масштабам и устремленностью в будущее тео-политический проект, аналогов которому мы не видим.

(Позднейшие «искусственные» общности подобного же масштаба: новый народ христиан, новый народ ислама, новая общность американского «города на холме» и новая общность «советский народ», так или иначе, имеют своей основой этот Первопроект).

Уже на пороге Нового времени новую кровь и новый дух в этот грандиозный проект вольёт пуританская революция. Когда социальную инженерию, подобную Моисеевой, проведёт Жан Кальвин и его «Доктрина предопределения», разделяющая мир на предвечно проклятых и предвечно избранных Богом. Создание нового «общества святых» (пуританин, рuritans, от лат. puritas «чистота») и «народа избранных» (своеобразная инверсия «избранного народа») будет так же завершено заключением подобной же «сделки» («Договор на Мэйфлауэре»), давая начало американскому народу и Соединённым штатам Америки.

Сегодняшний модернистский (уже постмодернистский) мир представляет собой торжество «нового человечества»: «избранных» всех стран всех народов, отвергнувших собственные национальные традиции, и перешедших через «чёрное море» Атлантического океана в «обетованную землю» Града на холме, чтобы стать новым «народом избранных», лишённым всякого реального прошлого.

(Именно "позитивная антропология" делает из сегодняшнего американца тринадцатилетнего идиота, не способного видеть дальше своего носа: человек, лишенный прошлого, лишается, увы, и будущего).

Блестящие исследования пуританской революции и её последствий дали в свое время Вебер, Зомбарт и Эрик Фёгелен.

17. Овладевшие тайной времени

Однако, всё же что это за проект? Чей это проект? Издревле на эти вопросы давались разные ответы. И на самом деле выбор у нас не так уж велик: возможно, это проект Бога, возможно это проект дьявола (персы, например, верят, что еврейские священные книги написаны злым трёхголовым драконом Заккахом), или, что вернее всего, жреческой касты, инспирированной то ли божественными, то ли демоническими энергиями.

Возможно также, что сперва это была инспирация божественная, которая затем сменилась демонической (традиционно христианский взгляд совмещает, хотя и плохо объясняет, «святость народа Божьего» и «Синагогу сатаны»).

Или, наоборот, это могла быть демоническая инспирация, которую контрабандно использовал Господь Бог, поместив Сына Своего в самый эпицентр «Тайны беззакония» – гностическая идея).

Так или иначе, о том, что без нечеловеческих инспираций здесь не обошлось свидетельствует сила и мощь проекта, за 2,5 тыс. лет не растерявшего ни своего напора, ни взрывной энергии

Многое здесь прояснить может осознание того, что в основе проекта лежит овладение тайной времени.

Тот, кто познал тайну времени и нашел возможность конвертировать энергию времени во власть, конечно же мог, имея своим горизонтом и в своем распоряжении протяженность всей Мировой Истории, озадачится созданием «нового человека» и полностью управляемой общности, чтобы, выйдя из-под власти всех законных царств, устремить ее к сформулированной им цели.

Но что же это такое тайна времени? И что значит власть над временем?

С точки зрения философии истории, тайна времени есть, прежде всего, диалектика (в гераклитовском, и в гегелевском и в марксовом смысле слова). С точки зрения религии (сверхидеологии) — это открытие пропаганды как оружия чудовищной силы. Последнее красноречивейшим образом являет нам Тора.

Однако, само открытие впервые было сделано Эхнатоном.

Первый в истории пророк, первый гениальный мыслитель и преобразователь, Эхнатон не только изобрел первую на земле «искусственную» религию – монотеизм Атона, но и ввёл её на территории целого огромного государства.

Понятно, что столь потрясающий опыт воздействия на сознание масс не мог остаться без последствий. Но Эхнатон был идеалист и фанатик, не желавший использовать физическую силу в делах Духа. Люди менее чистоплотные (либо – инспирированные иными, нечеловеческими силами) в похожей ситуации не были бы ограничены в своих возможностях.

Более тщательная промывка мозгов, более жёсткая тирания, и вот – в вашем распоряжении оказывается настоящая невероятной силы «атомная бомба». Последнее, что необходимо вам для успеха – деньги. Египет был богатейшим государством, но денег как таковых не знал. Зато что такое деньги и «процентный рост» прекрасно было известно в Месопотамии и Финикии: вкладываешь золотую монету, через двести лет «выкапываешь» бочонок с золотом.

Таким образом, власть над временем – это, прежде всего, идея Революции против мирового Царства. Революции, которая ставит себе на службу Пропаганду и Ростовщичество (с большой буквы).

Время конвертируется в деньги, деньги конвертируются в землю и власть.

Такой могла быть программа «Проекта Яхве».

Можно предположить, что замыслить и осуществить запуск такого проекта могли жрецы-ренегаты разных традиций (египетского, еврейского, вавилонского, персидского, сирийского, финикийского происхождения) во время вавилонского плена, когда все эти традиции пересеклись и смешались.

Однако, строить предположения – не наше дело. Осмысление метафизической сути «Проекта Яхве» не входит сейчас в наши задачи. Свою задачу – обнаружить полюса, определить оппозиции и напряжения, задающие ход осевой метаистории мира, мы в целом уже решили.

18. Возвращение в Египет, возвращение личности

Нам осталось рассмотреть тезис о «возвращении в Египет», которое, согласно Ассману, совершает историческая Церковь, заключив союз с Римским государством.

«Кто полюбит Бога всем сердцем, больше не сможет столь же сильно возлюбить никакое государство. Государство больше не рассматривается в качестве объекта любви, понятого как репрезентация Бога. А потому ни иудаизм, ни раннее христианство не могли выступить опорой государства. Константиновский поворот означал в некотором смысле возвращение в Египет»[1], так говорит Ассман в эссе 1992 года.

Ту же мысль он дополняет в послесловии к «Политической теологии» четырнадцать лет спустя: «Египетское государство … является и церковью. Это так, поскольку приношение жертв богам, поддержание связи с ними и не простая репрезентация божественного, но живое его воплощение – все это является возвышеннейшей задачей царствования фараонов».

И далее: «Христианская церковь … в сущности гораздо ближе египетской идее государства, чем всё то, что проистекает из её собственной иудейско-ветхозаветной традиции»[2].

Выше мы уже говорили о том, что некорректно сближать синагогу и раннехристианскую Церковь на основе их будто бы общего антигосударственного пафоса, поскольку их фундаментальные основания совершенно различны. А потому различны и их настоящие отношения к государству.

Израильская община сама является «жреческим государством» (то есть, «государством в государстве»), которое враждебно внешнему государству (мировому Египту) и желает его замещения. Как враждебно оно и царям земным, желая заместить их царем Яхве и царем-мессией

Вот как, например, говорит об этом Я. Таубес: «Завет, заключенный на Синае – это царский завет. Израиль избирает Яхве… царем [который] не связан ни с каким местом». То есть, «Господь воинств возглавляет земные и небесные воинства» (и своём потенциале является Господом и Царем всех мест – ВМ).

Итак, «Яхве как царь Израилев становится царем мира»[3]. – таково убеждение, такова цель сообщества Израиля. История же, с точки зрения Израиля – это время, необходимое для осуществления этой цели.

История устремлена к своему торжественному концу: «Противоречие между действительностью безбожного мира и представлением о царствовании Божием в этом мире и рождает эсхатологию»[4].

Таким образом, вся жизнь иудейской общины есть неустанное ожидание и приближение грядущего «Дня Яхве», и свою историческую перспективу она видит как неустанное расширение власти Яхве: «Уповаем на то, что преобразим мир господством Всемогущего»[5], – молитва конца каждого иудейского богослужения.

Преображение мира – это, одновременно, и торжество всемирного государства Яхве.

Но Первоцерковь Христа, выходя из синагоги, видит себя совершенно иначе. Она действительно впервые обретает свободу не «от государства», а свободу во Христе как Богочеловеческой личности.

Ту свободу, которую древний Израиль еще не знал. Свободу, еще никем, никогда невиданную.

Христос – Царь царей, Царь мира и Царь надмирный. Его свобода не отрицает государство, не становится «свободой против государства», и не творит свое собственное «государство свободы».

Являясь Царем мира и Царем царей по праву, Христос не отвергает при этом власти государств и не покушается на свободу царей земных. Его позиция совершенно иная: Богу – богово, кесарю – кесарево.

И это «Христово разделение» гораздо действеннее «Моисеева разделения», о котором любит рассуждать Ассман. Поскольку в основе его лежит опять-таки личность.

В основе Египта лежит личность богочеловека Царя.

В основе Израиля лежит личность Б-га Яхве.

В основе Церкви лежит личность Христа.

Разница в том, что египтянин знает Царя, который «правит среди людей» лично, еврею Яхве доступен только через перформативный язык Торы, а его жреческое государство безлично. Церковь обнаруживает личность в Христе, Царе царей.

Как видим, предпосылки «политической теологии» Христа действительно ближе всего обретаются в «политической теологии» Египта. Которая, кстати, как и теология христианства, имеет тринитарную форму: Бог – Царь – Маат.

Нечто очень похожее мы видим и в византийской «симфонии властей», где Царь и Церковь вместе служат Христу (не слитно, но нераздельно), один заботясь о земном благе граждан, другая – о благе небесном.

Причем в движении Первоцеркви к Риму (возвращении в Египет) мы тоже можем увидеть «перенос» качеств (подобно тому, что Ассман усматривает в исходе Израиля из Египта). Так, в теологии Византии роль египетского Бога-творца (Атума) и вседержителя (Гора) переходит к Христу (и в целом Святой Троице), роль Царя – к христианнейшему Василевсу, а роль Маат (которая сама подобна Софии Премудрости) – к Церкви.

Итак, если царь земной служит Царю царей, то и для Церкви совершенно естественно любить такого царя и «служить» такому царю. И если Маат – это божественная благодать, исходящая на общество через царя (принцип египетской теологии царства), то разве не это же роль Церкви – «собрания верных», в котором живет Дух Святой?

Византийская теория «Симфонии властей» действительно будто возвращает египетский строй царской власти, в новом, конечно, качестве. Так что, «Симфонию властей» можно с одной стороны признать идеальной теорией государства; с другой – подобием египетской «тринитарной теологии», возведенной в совершенную степень.

Нет смысла много говорить о том, что византийский «цезарепапизм» имел много негативных черт: всякая идеальная теория на практике подвергается порче. Однако то, что историческая Церковь на практике «подчинилась» государству, еще не говорит о том, что теория плоха, или что «брак» Церкви и государства противоестественен. И, раскрывая нам принципы политической теологией Египта, Ассман об этом именно и свидетельствует: Константиновский поворот означал не просто возвращение Церкви в Египет, но возвращение триумфальное. В конце концов, если Церковь и подпала в большую зависимость от государства, то и государство склонилось перед высшими идеалами Церкви.

Брак Церкви и Рима был неизбежен и необходим не только потому, что иудейство, объявив Первоцеркви войну, своими непрестанными ударами гнало ее под крыло государства. Но прежде всего потому, что проповедь во все концы земли и христианизация мира – и было самым прямым делом и настоящим историческим заданием Церкви.

Задание, которое Церковь выполняла самоотверженно и прилежно.

На Западе сама Церковь спасала античную цивилизацию и учреждала государство; а на Востоке, под сенью христианского царя, оберегала цветение античной культуры и цивилизации, которые во время царствования Юстиниана достигли высшей точки своего взлета.

Что же до потерянной в «браке с государством» свободы, то египетское монашество возвращало Церкви и эту утерянную свободу: люди духа, не желающие мешать любовь к Богу и государству, уходили в египетскую пустыню и там, в древних склепах, где их предки чаяли воскресения мертвых, находили мир, «мир преимущий» с Христом.

19. О «Христовом различении» и тайне личности

Всякий идеал, «сущий на небесах», падая на землю, так или иначе будет «распят»: таков закон падшего мира.

И Церкви эта «негативная антропология» грешного мира прекрасно известна. Факт, однако, остается фактом: именно Египет явил на земле веру в Бога-Творца, богочеловеческую личность, вечность и воскресение.

Совершив «исход из Египта» Израиль потерял и богочеловеческую личность, и вечность, и воскресение. Однако, именно Израиль выносил в своем чреве Христа.

Христос же не просто вернул человеку веру в богочеловеческую личность, но сам явился как явленный идеал богочеловеческой личности: «Я есмь путь, истина и жизнь», Ин 14:6.

Тайна произошедшего в Израиле, тайна священной истории, тайна спасения Богом человека таковы, каковы они есть, и погружаться в эти великие тайны не есть сейчас наша задача.

Нашей задачей было указать на некоторые очевидные вещи. А также на некоторые вещи не вполне очевидные. Одной из таких не вполне очевидных вещей является тайна личности.

Впервые на земле Египет явил эту тайну. Совершив «исход» из Египта Израиль утратил ее (следовательно, утратил и свободу, поскольку свобода возможна только в личности).

Мир Израиля безличен. Египетский мир, напротив, глубоко личен. Неделимой единицей Израиля является народ во времени. Неделимой единицей Египта является человек в вечности, фараон правит «среди людей» (понятие «народ» в Египте как таковое отсутствует). Напротив, Израиль ни «людей», ни человека в отдельности не знает: Израиль – есть монолит тех, чья подпись стоит под договором с Яхве.

Личность в Израиле (отчасти реабилитируемая в царстве Давида-Соломона и феномене пророков) по-настоящему возвращается только с Христом. И сразу же входит в неизбежный конфликт с безличным законом и высшей жреческой кастой «безличного государства» святых.

Исполняя закон, Христос тем самым и отменяет закон (не нарушить Я пришел, но исполнить (см. Мф 5:17)).

Также точно отменяет Он и жреческую касту святых. По отношению к последним («управителям виноградника», фарисеям) Христос – Сын виноградаря и Наследник. Христос освобождает человека не только от власти государства, но и от власти «закона», и от власти жрецов и их «жреческого государства».

Таким образом, некорректно говорить о «свободе от государства» в духе иудаизма в отношении христианства.

Первоначальная Церковь и ветхозаветный Израиль – это совершенно разные теологии (и антропологии, кстати, тоже).

Ассман много говорит о «Моисеевом различении»: то есть, разделении государства и церкви, господства и спасения. Но есть и Христово различение. Если Моисей и различает господство и спасение, то «спасение», которое знает Израиль, не знает ни вечности, ни неба, ни воскресения. То есть, это, конечно, никакое еще не спасение, но лишь предпосылка к нему.

Настоящее спасение происходит в Христе. При этом Христос сам есть камень, о который «бьётся» всякое различение (в том числе и Моисеево):

«Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее…» (Мф.10:34-35).

Поэтому и Ветхий Завет с точки зрения Церкви есть лишь предпосылка и предуведомление к Новому: первый становится внятен только через второй, вне которого не имеет ровно никакого значения.

Ветхий Завет – это лишь мутные предобразы, туманные прообразы Нового, в котором, в последнем, все «догадки», все «гадания» первого обретают свой смысл и значение.

Потому Церковь признала одинаково бессмысленными как отвержение Ветхого Завета (взгляд Маркиона), так и взгляд на Ветхий Завет вне Нового. Новый завет – это та линза, тот «духовный кристалл», тот, позволим себе такую метафору, киноаппарат, через который только и можно прокручивать «ветхую» пленку «Священной истории».

Иначе – в ней нет и не может быть ровно никакого смысла.

«Моисеево различение», о котором говорит Ассман, и Христово различение – это разные духовные парадигмы. Если первое различает церковь (спасение) и государство (господство), то второе освобождает личное и небесное (то, что относится к духу) от неличного и земного, и, таким образом, спасает человека, делая его «благонадежным для царства небесного».

В центре христианства всегда стоит личность Христа.

И дело Церкви – указывать на личность Христа как на «путь, истину и жизнь».

Христос освобождает человека от всякого детерминизма: от власти не только земного государства, но и материи, и космоса, и времени, и смерти. Но на земную власть – власть земных царей, земных государств или «государств против государств» Христос при этом не претендует: если такое государство отвергает Христа, оно и останется отверженным; если принимает – входит в царство Христа. И это тоже «Христово различение».

Итак, свобода во Христе – есть нечто, чему совершенно внешним оказывается как теология «жреческого государства», так и «освобождение от государства». И так же точно и Церковь не отрицает государства. Но –освобождает душу (дух, личность) человека от всецелой власти государства.

Антихристианское или «нейтральное» Христу государство не может быть «властью от Бога» и не имеет права покушаться на душу. Если же государство принимает Христа, то и Церковь благословляет такое государство и становится его со-работником в деле спасения: где царь заботится о земном благе граждан, а Церковь заботится об их небесном благе.

Вот почему в «возвращении в Египет» Церкви не было никакого «предательства свободы» (как и сама свобода Церкви не была той свободой от государства, которую знала синагога). Оно было не только естественным и необходимым (хотя, конечно, и далеко не всегда однозначным) процессом, оно было по-настоящему благим и триумфальным.

Так что, может быть, гораздо точнее было бы назвать это «возвращение Церкви» её возвращением из иудейского пленения домой.

Наконец, необходимо сказать и вот ещё что. Мировой Египет (традиционное государство) остается легитимным, остается самим собой лишь до тех пор, пока оно продолжает исполнять две свои важнейшие функции: противостоять «закону рыб» и поддерживать связи с Высшим: спасения, воспитания, образования, проявление образа Божия в человеке.

До тех пор оно всё ещё удерживает (катехон) общество от хаоса и распада. И до тех пор, следовательно, продолжается История.

В этом смысле сегодняшние (бывшие христианские) государства Запада, поддерживающие гендерный распад (то есть, отрицающие природу человека) и подчинившиеся банкам (то есть, переставшие отрицать «закон рыб») – предали политическую теологию Мирового Египта по обоим пунктам и перестали быть катехоном и утратили легитимность.

Таким образом, мы видим, что исполнение чаяний Израиля и конец истории совсем уже близки.

Однако, пока напряжение между ветхим Израилем и вечным Египтом (Мировой Революцией и Мировым Царством) сохраняется – история продолжается.

И лишь когда революционная стихия Израиля разрушит и упразднит последнее государство-катехон, напряжение упадет, история кончится. Ветхий Израиль восторжествует.

Церковь же вновь обретет свою первоначальную свободу от государства. Ту, какую некогда знала Первоцерковь. И тогда, во встрече с Христом состоится её окончательное эсхатологическое торжество.

Возможно, впервые в своей истории эту свободу обретёт тогда и Ветхий Израиль, о котором в Писании сказано, что остаток его спасется.

20. Заключение и выводы

Небольшая книжка Яна Ассмана «Политическая теология между Египтом и Израилем» совершает настоящий гуманитарный переворот в наших взглядах на метаисторию. Переворот, масштаб и значение которого далеко еще не оценены, и оценить которые адекватно мы сможем, быть может, лет через 50-100. Тем не менее, совершенно новый взгляд, который дают исследования Ассмана – есть действительно та «архимедова точка», с помощью которой переворачиваются миры.

Работы Ассмана о Египетском Царстве и сравнительной политической теологии впервые позволили взглянуть на политическую картину Мира в той исторической перспективе, в которых она обретает, наконец, свой настоящий вид. Исправляя исторический горизонт, устремляя наш взгляд на историческое бытие Мира не из Израиля, Греции, или, пусть даже Шумеро-Вавилонии, а из Египта, Ассман впервые дает нам возможность увидеть многие вещи так как они есть.

Веками Древняя Греция считалась родоначальницей философии, а Израиль – родоначальником монотеизма.

Лишь последнюю сотню лет мы начали наконец сознавать, что родоначальником монотеизма (и монархии, монотеизму соответствующей) является Древний Египет; и лишь последние несколько десятков лет начинаем осознавать, что Древний Египет же является родоначальником и философии космизма, философии этики, философии государства тоже.

То «открытие личности», которое мы привыкли связывать с переворотом христианства, также впервые свершается в Египте, здесь же продолжается (в перспективе «продолжения творения» и развития египетского богословия) и триумфально завершается в Откровении Христа.

И так, одна за другой, выходят из тумана и проясняются многие, – по-настоящему фундаментальные, по-настоящему примордиальные Основания, которые до сих пор от нас были скрыты.

Так завершается время, так конец истории смотрит в свое начало.

Опыт сравнительной политической теологии Египта и Израиля, который предпринимает в своей работе 1992 года Ян Ассман, впервые являет нам настоящую историческую последовательность «рождения идей»: негативной и позитивной антропологии, монархии, теократии, монотеизма.

Беспрецедентный культурный масштаб открытие Ассмана обретает в зеркале события, которое описано в Пятикнижии Моисея и которое известно нам как «Исход». Здесь впервые, в зеркале сегодняшних наших знаний о Египте, «миф об исходе» предстает не пришедшим из ниоткуда, или явившимся «экс нихил», или «спустившимся с неба» откровением, а своеобразным отражением политических смыслов и теологических идей Царского Египта, своеобразной революционной инверсией традиционной, тысячелетней египетской мудрости. Текстом, который является переосмыслением египетской философии и теологии политики на совершенно новых (и подрывных по отношению к Большой Традиции) основаниях.

То есть, текстом, с одной стороны, сугубо вторичным (не тезис, а антитезис, не акция, но реакция), а во-вторых, сугубо революционным, переворачивающим «с ног на голову» (как замечает сам Ассман) смыслы египетской теополитики; текстом, становящимся по отношению к египетскому царству в радикальную оппозицию.

Ярким символом этой первой «революции сознания» становится и первое же, санкционированное самой высокой инстанцией (Яхве) Цареубийство.

Наконец, ещё более символичным оказывается то, что подобным же Цареубийством – вынесением и приведением в исполнение приговором Христу – духовная история ветхозаветного Израиля и завершается. (Талмудический иудаизм являет нам уже иную, запредельную грань бытия Израиля, о которой Христос емко сказал:

«Се, остается дом ваш пуст»).

Однако, принципиально важно то, что подрывной характер революционной доктрины Израиля является уже в первых книгах Торы.

Нам осталось лишь еще раз вспомнить и подытожить сделанные выводы:

1) Исход из Египта (чтобы это ни значило) открывает «осевую Историю» мира. То есть, ту Историю, которая представляет собой борьбу идеи мировой революции против идеи царства: борьбу ветхого Израиля против мирового Египта.

2) Эта История (которую создает напряжение между революционным Израилем и мировым Египтом) устремлена в эсхатологический конец, в котором Израиль ожидает торжество своего «мирового государства Яхве», где мировой Египет ждет окончательный крах, а Церковь, освобожденную от оков земного государства, ждет эсхатологическая встреча с Христом.

3) Выходя из Египта, Израиль создает также новую политическую теологию, оппозиционную Традиции. Эта теология предполагает отрицание царской власти фараона, новые отношения с Б-м (договор Израиля с Яхве) и новую «позитивную антропологию»: Израиль свят, чист, свободен от общего закона греха. Он «народ избранный» и «царственное священство», принимающий роль царя над всеми народами.

4) Эксклюзивная сделка с Б-м, «позитивная антропология» и цареубийство ведут также к устранению пространства божественной благодати (которое в Египте было связано с властью Царя) и установлению в Израиле власти «жреческого государства», которое отличают та степень насилия, безличности и тоталитаризма, который весь остальной мир узнает только в Новое время (начиная с французской революции).

5) Противоположная Египту политической теология, напряжение между революционным Израилем и мировым Египтом создают ток мировой Истории, актором которого становится Израиль.

6) Мы также установили, что христианство действительно ближе государству-церкви и тринитарной теологии Египта, нежели жреческому государству Израиля. И что «возвращение в Египет» Церкви, которое она переживает в своем «браке» с Римом, совершенно легитимно. Ибо и в основе государства-церкви, «спасающего царства» Египта и в основе Церкви – Царства Христа – лежит тайна богочеловеческой Личности.

7) Напряжение между Ветхим Израилем и Мировым Египтом сохранится до самого конца Истории. История завершится, когда разница потенциалов сравняется и напряжение угаснет (если угодно, можно назвать это точкой торжества толерантности, равенства или смерти).

В конечном счете вывод книги Ассмана мог бы звучать так (и мы были бы с ним полностью согласны): в результате «исхода» Израиля из «мирового Египта» возникает напряжение тео-политических полюсов Истории. В этот момент История становится потоком, устремленным вперед, и сам Израиль –– эсхатологический Всадник Коня Истории – становится живым воплощением этого потока.

Отныне мировой Египет будет всегда и вечно утверждать «единство господства и спасения», непреложность, незыблемость этических оснований и «царской идеи» спасения через единство государства и церкви; а «анархическая душа» Израиля, напротив – разрывать всякое «единство господства и спасения», являя себя как перманентное отрицание и манифестацию «свободы от господства» (спасения вне государства) в неустанном разрушении мировых царств и неостановимом движении к эсхатологическому концу Истории.

Ну а наш собственный вывод будет звучать так: наука о Египте (огромный корпус уже прочитанных нами сегодня текстов) позволила наконец просветить Историю мировых цивилизаций до самых изначальных ее рубежей. Утвердив недостающие основания, современная египтология тем самым сделала зримыми пути развития Человечества, которые до сих пор кончались Элладой и Римом, в лучшем случае Шумером, где якобы «начинается история»[6].

Открытия, сделанные Ассманом и современной египтологией в целом, закладывают под наши представления о мире совершенно новый мировоззренческий фундамент. В будущем же, вероятно, они окажутся способны вызвать к жизни и совершенно новые консервативно-либеральные парадигмы геополитики, нежели те, к которым мы привыкли. В этом смысле, подчеркивая, что вопрос «политической теологии» (добавим сюда и вопрос «метафизики Истории») есть один из «самых актуальных, самых важных и самых открытых вопросов в области гуманитарной науки вообще»[7], Ассман совершенно прав: ответы на эти вопросы неизбежно заставят нас пересмотреть наши сегодняшние взгляды на начало и смысл мировой Истории.

Примечания:

1 Ассман Я. Политическая теология между Египтом и Израилем, СПб, 2022, С. 152

2 Там же, С. 172

3 Таубес, С. 41-42

4 Таубес, С. 41-42

5 Таубес, С. 32

6 Имеется в виду известная книга Сэмюэла Н. Крамера «История начинается в Шумере», 1959

7 Ассман Ян. Политическая теология между Египтом и Израилем, СПб, 2022, С. 66

14.07.24

Владимир Можегов: Как банки съели государство и овладели миром

21.07.24

Владимир Можегов: Как банки съели государство и овладели миром. Часть II