Как Халхин-Гол в 1939 году защитил Москву...

03.09.2024 21:21

Битва на Халхин‑Голе 1939 года защитила Москву в 1941 году.

 

Жуков: «ШАШКУ БРАТЬ?»

 

 

В преддверии визита в Монголию  Президент  России Владимир Путин дал интервью монгольской газете «Одрийн сонин» 2 сентября 2024 года.

Публикую сначала отрывок из него,   а затем,  после рассказов маршала Георгия Жукова о битве на Халхин-Голе, и продолжение интервью…

 

 

Вопрос: Как Вы оцениваете битву на Халхин‑Голе (1939 год) и значение победы для российско‑монгольских отношений?

В.Путин: Исторически и географически Россия и Монголия не просто близкие соседи. Народы наших стран объединяют тесные и доверительные отношения, основанные на дружбе и взаимном уважении.

Одним из самых ярких, знаковых событий нашей общей истории стала совместная победа над японскими войсками на реке Халхин‑Гол. Напомню, что в тридцатые годы прошлого столетия ситуация на восточной границе Монголии была весьма неспокойной, нарастала напряжённость. В 1935 году начались первые серьёзные вооружённые столкновения. В этой ситуации 12 марта 1936 года СССР и Монгольская Народная Республика подписали Протокол о взаимопомощи, который позволил развернуть на территории Монголии части Красной армии. В завершающей стадии ожесточённых боёв, которые продолжались с 20 августа по 16 сентября 1939 года, плечом к плечу с монгольскими воинами они разгромили захватчиков, отстояли суверенитет и территориальную целостность Монголии.

Победа на Халхин‑Голе имела большое военно‑политическое значение. Она стала одной из основных причин отказа Японии от нападения на Советский Союз в 1941 году, замедлила её вступление во Вторую мировую войну. Это позволило советскому руководству уже в конце 1941 года перебросить на запад страны части и соединения, которые впоследствии сыграли важную роль в битве под Москвой.

В России с благодарностью вспоминают помощь Монголии в суровые годы Великой Отечественной войны. Монгольские граждане пересылали советским бойцам, воевавшим на фронте, тёплые вещи, продовольствие, передавали в конные части своих лошадей. Отказывая себе во многом, собрали средства на формирование танковой колонны «Революционная Монголия» и истребительной эскадрильи «Монгольский арат».

Рассчитываем, что в мае следующего года Президент Монголии Халтмаагийн Баттулга примет участие в торжествах по случаю 80‑летия Победы в Великой Отечественной войне, которые пройдут в Москве.

 

http://www.kremlin.ru/events/president/news/61414

 

Маршал Жуков о боях с японцами на Халхин-Голе

 

В 1949 году благодаря   генерал-майору Алексею Лукичу Сологубовскому, главному военному советнику в братской Монголии,   на Халхин-Голе был создан памятник  Танкистам-Яковлевцам. 

Публикую рассказы маршала Георгия Жукова  о событиях на Халхин-Голе, записанные Константином Симоновым в 50-е годы.

 Георгий Константинович Жуков:

«…Помню, мы как-то заехали в район речки Хайлас-тын-Гол. Там, когда японцы пытались вырваться из кольца, их встретила наша 57-я дивизия, и они оставили там столько убитых, что едешь ночью по этому полю боя и слышно, как ребра хрустят под машинами. И страшный запах трупов… А помните, как потом, уже после переговоров, они выкапывали трупы своих, погибших в окружении? Столько выкопали, что под конец иногда увидят — и стараются скорей обратно забросать землей, чтобы не выкапывать, закончить. Уже самим невтерпеж стало…»

После этого  Маршал Жуков  вернулся в разговоре к тем событиям начала июля 1939 года, когда он только что приехал на Халхин-Гол и вступил в командование.

Об этих событиях, о Баин-Цаганском сражении, или, как чаще говорили тогда, — о Баин-Цаганском побоище, нашем первом крупном успехе после полутора месяцев боев, я был наслышан ещё там, на Халхин-Голе.

Сражение произошло в критический для нас момент. Японцы крупными силами пехоты и артиллерии переправились на западный берег Халхин-Гола и намеревались отрезать наши части, продолжавшие сражаться на восточном берегу реки. А у нас не было вблизи на подходе ни пехоты, ни артиллерии, чтобы воспрепятствовать этому. Вовремя могли подоспеть лишь находившиеся на марше танковая и бронебригады. Но самостоятельный удар танковых и бронечастей без поддержки пехоты тогдашней военной доктриной не предусматривался.

Взяв, вопреки этому, на себя всю полноту особенно тяжелой в таких условиях ответственности, Жуков с марша бросил на японцев танковую и бронебригады.

 

Вот что говорил об этом маршал Жуков   одиннадцать лет спустя:

— На Баин-Цагане у нас создалось такое положение, что пехота отстала. Полк Ремизова отстал. Ему оставался ещё один переход. А японцы свою 107-ю дивизию уже высадили на этом, на нашем берегу. Начали переправу в 6 вечера, а в 9 часов утра закончили.

Перетащили 21 тысячу. Только кое-что из вторых эшелонов ещё осталось на том берегу. Перетащили дивизию и организовали двойную противотанковую оборону — пассивную и активную.

Во-первых, как только их пехотинцы выходили на этот берег, так сейчас же зарывались в свои круглые противотанковые ямы, вы их помните. А во-вторых, перетащили с собой всю свою противотанковую артиллерию, свыше ста орудий. Создавалась угроза, что они сомнут наши части на этом берегу и принудят нас оставить плацдарм там, за Халхин-Голом. А на него, на этот плацдарм, у нас была вся надежда.

Думая о будущем, нельзя было этого допустить. Я принял решение атаковать японцев танковой бригадой Яковлева. Знал, что без поддержки пехоты она понесет тяжелые потери, но мы сознательно шли на это.

Бригада была сильная, около 200 машин. Она развернулась и пошла. Понесла очень большие потери от огня японской артиллерии, но, повторяю, мы к этому были готовы. Половину личного состава бригада потеряла убитыми и ранеными и половину машин, даже больше. Но мы шли на это.

Еще большие потери понесли бронебригады, которые поддерживали атаку. Танки горели на моих глазах. На одном из участков развернулось 36 танков, и вскоре 24 из них уже горело. Но зато мы раздавили японскую дивизию. Стерли.

 

Когда все это начиналось, я был в Тамцак-Булаке. Мне туда сообщили, что японцы переправились. Я сразу позвонил на Хамар-Дабу и отдал распоряжение: «Танковой бригаде Яковлева идти в бой». Им ещё оставалось пройти 60 или 70 километров, и они прошли их прямиком по степи и вступили в бой.


А когда вначале создалось тяжелое положение, когда японцы вышли на этот берег реки у Баин-Цагана, Кулик потребовал снять с того берега, с оставшегося у нас там плацдарма артиллерию — пропадет, мол, артиллерия!

 Я ему отвечаю: если так, давайте снимать с плацдарма все, давайте и пехоту снимать. Я пехоту не оставлю там без артиллерии. Артиллерия — костяк обороны, что же — пехота будет пропадать там одна? Тогда давайте снимать все.

В общем, не подчинился, отказался выполнять это приказание и донес в Москву свою точку зрения, что считаю нецелесообразным отводить с плацдарма артиллерию. И эта точка зрения одержала верх.

 

Рассказав о Баин-Цагане, Жуков вдруг вспомнил о майоре Ремизове, полк которого оказался на марше слишком далеко, чтобы поспеть в тот день к началу боя.

— Вы знали Ремизова? — спросил Жуков.

Я сказал, что не застал его в живых, только слышал о нем.

— Хороший был человек и хороший командир, — сказал Жуков.— Я любил его  и ездить к нему любил. Иногда, бывало, заезжал чайку попить. Ремизов был геройский человек, но убили его по-глупому, на телефоне. Неудачно расположил свой наблюдательный пункт, говорил по телефону, а местность открытая, и пуля прямо в ухо влетела. На месте.

С Ремизовым была такая история. Когда мы окружали японцев, он рванулся вперед со своим полком, прорвался вглубь. Японцы сразу бросили на него большие силы. Мы сейчас же подтянули туда бронебригаду, которая с двух сторон подошла к Ремизову и расперла проход.

(При этом Жуков показал руками, как именно бронебригада расперла этот проход.)

Расперли проход и дали ему возможность отойти.

Об этом один товарищ послал кляузную докладную в Москву, предлагал Ремизова за его самовольные действия предать суду и так далее…

А я считал, что его не за что предавать суду. Он нравился мне. У него был порыв вперед!

А что же это за командир, который в бою ни вперед, ни назад, ни вправо, ни влево, ни на что не может самостоятельно решиться? Разве такие нам нужны? Нам нужны люди с порывом.

И я внес контрпредложение — наградить Ремизова. Судить его тогда не судили, наградить тоже не наградили. Потом уже посмертно наградили — дали Героя Советского Союза.

 

Командир танковой бригады комбриг  Михаил Павлович Яковлев тоже был очень храбрый человек и хороший командир. И погиб тоже нелепо. В район нашей центральной переправы прорвалась группа японцев, человек триста. Не так много, но была угроза переправе. Я приказал Потапову и Яковлеву под их личную ответственность разгромить эту группу. Они стали собирать пехоту, организовывать атаку, и Яковлев при этом забрался на танк и оттуда командовал. И японский снайпер его снял пулей, наповал. А был очень хороший боевой командир.

Японцы за все время только один раз вылезли против нас со своими танками. У нас были сведения, что на фронт прибывает их танковая бригада. Получив эти сведения, мы выставили артиллерию на единственном танкодоступном направлении в центре, в районе Номон Хан-Бурд-Обо. И японцы развернулись и пошли как раз на этом направлении. Наши артиллеристы ударили по ним.

Я сам видел этот бой. В нем мы сожгли и подбили около ста танков. Без повреждений вернулся только один. Это мы уже потом по агентурным сведениям узнали.

Идет бой. Артиллеристы звонят: «Видите, товарищ командующий, как горят японские танки?» Отвечаю: «Вижу-вижу…» — одному, другому… Все артиллерийские командиры звонили, все хотели похвастаться, как они жгут эти танки.

Танков, заслуживающих этого названия, у японцев по существу не было. Они сунулись с этой бригадой один раз, а потом больше уже не пускали в дело ни одного танка. А пикировщики у японцев были неплохие, хотя бомбили японцы большей частью с порядочных высот. И зенитки у них были хорошие. Немцы там у них пробовали свои зенитки, испытывали их в боевых условиях…

 

Перейдя с воспоминаний о халхин-гольских событиях к оценке их, Жуков сказал:

— Думаю, что с их стороны это была серьезная разведка боем. Серьезное прощупывание. Японцам было важно тогда прощупать, в состоянии ли мы с ними воевать. И исход боев на Халхин-Голе впоследствии определил их более или менее сдержанное поведение в начале нашей войны с немцами.

Думаю, что, если бы на Халхин-Голе их дела пошли удачно, они бы развернули дальнейшее наступление. В их далеко идущие планы входил захват восточной части Монголии и выход к Байкалу и к Чите, к тоннелям, на перехват Сибирской магистрали.

 

У нас на Халхин-Голе было тяжело со снабжением. Снабжались со станции Борзя, за 700 километров. А у японцев было две станции снабжения рядом: Хайлар — в 100 и Халун-Аршан — в 30 километрах.

Но к концу военных действий на Халхин-Голе японские военные деятели поняли, что при тогдашнем уровне технического оснащения их армии Япония не в состоянии с успехом наступать против нас.  

 

… В одной из этих бесед осенью 1965 года Жуков, вспомнив Халхин-Гол, снова заговорил на ту же тему — о правде и неправде в наших оценках врага.

— Японцы сражались ожесточенно. Я противник того, чтобы отзываться о враге уничижительно. Это не презрение к врагу, это недооценка его. А в итоге не только недооценка врага, но и недооценка самих себя. Японцы дрались исключительно упорно, в основном пехота.

Помню, как я допрашивал японцев, сидевших в районе речки Хайластын-Гол. Их взяли там в плен, в камышах. Так они все были до того изъедены комарами, что на них буквально живого места не было.

Я спрашиваю их: «Как же вы допустили, чтобы вас комары так изъели?»

Они отвечают: «Нам приказали сидеть в дозоре и не шевелиться. Мы не шевелились».

Действительно, их посадили в засаду, а потом забыли о них. Положение изменилось, и их батальон оттеснили, а они все ещё сидели уже вторые сутки и не шевелились, пока мы их не захватили. Их до полусмерти изъели комары, но они продолжали выполнять приказ.

Это действительно настоящие солдаты. Хочешь не хочешь, а приходится уважать их.

Продолжая говорить на эту тему, Жуков снова, как и тогда, в 1950 году, перебросил мостик от войны с японцами к войне с немцами.

— Вспоминаю пленного немца, которого я допрашивал под Ельней. Это был один из первых взятых там в плен танкистов. Молодой, высокий, красивый, белокурый, эдакий Нибелунг, даже вспомнилась картина «Нибелунги», которую смотрел в кино в двадцатые годы. Словом, образцовый экземпляр.

Начинаю его допрашивать. Докладывает, что он механик-водитель такой-то роты, такого-то батальона, такой-то танковой дивизии. Задаю ему следующие вопросы. Не отвечает.

«Почему вы не отвечаете?»

Молчит. Потом заявляет: «Вы военный человек, вы должны понимать, что я как военный человек уже ответил на все то, что должен был вам ответить, — кто я и к какой части принадлежу. А ни на какие другие вопросы я отвечать не могу. Потому что дал присягу. И вы не вправе меня спрашивать, зная, что я военный человек, и не вправе от меня требовать, чтобы я нарушил свой долг и лишился чести».

Тогда я спрашиваю его: знает ли он, с кем разговаривает? Нет, не знает. «Переведите ему, что я генерал армии Жуков». Выслушав это, он отвечает. «Я не знаю вас. Я знаю своих генералов. А ваших генералов не знаю».

Молодец! Держится таким наглецом, просто на редкость. Ну как его не уважать? Нельзя не уважать.

Я говорю ему: «Если не будете отвечать — расстреляем вас, и все». Побледнел, но не сдался. Говорит: «Ну что ж, расстреливайте, если вы хотите совершить бесчестный поступок по отношению к беззащитному пленному. Расстреливайте. Я надеюсь, что вы этого не сделаете. Но все равно я отвечать ничего сверх того, что уже ответил, не буду».

Когда я потом докладывал Сталину о ельнинской операции, я рассказал ему об этом пленном, проиллюстрировал им, что представляют из себя немцы, с кем нам приходится иметь дело.

Знать это и ясно оценивать — важно. Потому что эта оценка неотъемлемо входит в расчеты и планы. С такими вещами надо считаться и при оценке противника, и при оценке собственных возможностей. Планируя операцию, надо оценивать моральное состояние, уровень дисциплины и выучки солдат противника. Недооценив все это, нетрудно впасть в ошибки и просчеты.

 

В 1950 году Жуков говорил о своем назначении на Халхин-Гол коротко, не вдаваясь в детали. Теперь он рассказал об этом подробнее.

— На Халхин-Гол я поехал так … Мне уже потом рассказали, как все это получилось. Когда мы потерпели там первые неудачи в мае — июне 1939 года, Сталин, обсуждая этот вопрос с Ворошиловым в присутствии  Тимошенко  и Пономаренко, тогдашнего секретаря ЦК Белоруссии, спросил Ворошилова: «Кто там, на Халхин-Голе, командует войсками?»

— «Комбриг Фекленко».

 — «Ну, а кто этот Фекленко? Что он из себя представляет?» — спросил Сталин.

Ворошилов сказал, что не может сейчас точно ответить на этот вопрос, лично не знает Фекленко и не знает, что тот из себя представляет.

Сталин недовольно сказал: «Что же это такое? Люди воюют, а ты не представляешь себе, кто у тебя там воюет, кто командует войсками? Надо туда назначить кого-то другого, чтобы исправил положение и был способен действовать инициативно. Чтобы мог не только исправить положение, но и при случае надавать японцам». Тимошенко сказал: «У меня есть одна кандидатура — командира кавалерийского корпуса Жукова».

— Жуков… Жуков…— сказал Сталин.— Что-то я помню эту фамилию.

Тогда Ворошилов напомнил ему: «Это тот самый Жуков, который в 37-м прислал вам и мне телеграмму о том, что его несправедливо привлекают к партийной ответственности».

— «Ну, и чем дело кончилось?»— спросил Сталин. Ворошилов сказал, что ничем: выяснилось, что для привлечения к партийной ответственности оснований не было.

Тимошенко охарактеризовал меня с хорошей стороны, сказал, что я человек решительный, справлюсь. Пономаренко тоже подтвердил, что для выполнения поставленной задачи это хорошая кандидатура.

Я в это время был заместителем командующего войсками Белорусского военного округа, был в округе на полевой поездке. Меня вызвали к телефону и сообщили: завтра надо быть в Москве…  

Поехал в Москву, получил приказание: лететь на Халхин-Гол, и на следующий день вылетел…

Конечно, на фоне последующих событий Великой Отечественной войны масштабы военных операций на Халхин-Голе кажутся небольшими. Они разворачивались на ограниченном участке в 40-50 километров, численность всей 6-й армейской группы японцев не достигала ста тысяч человек, не достигала этой цифры и численность участвовавших в боях наших и монгольских войск.

Правда, в районе конфликта с обеих сторон действовали крупные по тем временам силы авиации, такие, что однажды в разговоре с Жуковым я с некоторым смущением сказал, что потом, во время Великой Отечественной войны, мне не приходилось видеть воздушных боев, в которых бы одновременно с обеих сторон дралось в воздухе такое число истребителей, как в Монголии.

И Жуков, усмехнувшись, ответил мне: «А вы думаете, я видел? И я не видел». Но даже учитывая это, следует сказать, что события на Халхин-Голе все же остались крупным военным конфликтом, не переросшим в большую войну.

Однако значение этих военных действий в истории оказалось гораздо большим, чем их непосредственный масштаб. Жестокий урок, полученный японским военным командованием на Халхин-Голе, имел далеко идущие последствия. В первые, самые тяжкие для нас месяцы войны с немцами ещё невыветрившаяся память о Халхин-Голе заставила японские военные круги проявить осторожность и связать проблему своего вступления в войну с Советским Союзом со взятием немцами Москвы. Значение этого для нас трудно переоценить.

Трудно переоценить и другое: на Халхин-Голе мы показали, что у нас слова не расходятся с делом и наш договор о взаимопомощи с Монголией — это не клочок бумаги, а реальная готовность защищать её границы как свои собственные.

Халхин-Гол был началом полководческой биографии Жукова. Впоследствии ему пришлось принять участие в событиях неизмеримо большего масштаба, но это начало там, в далеких монгольских степях, было многообещающим.

В войну с немцами Жуков вступил как военачальник, уже имевший за плечами решительную победу в условиях военных действий, носивших современный характер и развернувшихся с применением механизированных войск и авиации. Это не только создавало Жукову авторитет в войсках, но и, думается, имело важное значение для него самого.

Первые шаги, сделанные в науке побеждать, — это не только военный опыт, это одновременно и нравственный фактор, одинаково важный и для солдата,  и для полководца, для его образа мыслей и образа действий.

 

Слова Жукова о Халхин-Голе: «Я до сих пор люблю эту операцию» в устах человека, закончившего войну в Берлине, многозначительны.

К началу Халхин-Гола за плечами у Жукова было уже четверть века военной службы, мировая и гражданская войны, путь от солдата до командира корпуса. Но как для военачальника руководство халхин-гольской операцией было для него пробным камнем. И поэтому он и любил её.

 

Армейская молва говорит, что, когда в 1939 году Жукову позвонили из Москвы в Белоруссию и, ничего не объясняя, приказали срочно прибыть в Москву, он спросил по телефону только одно: «Шашку брать?»

Не знаю, так ли было или не так, но мне кажется, что в этом устном рассказе, пусть даже легенде, было выражено верное понимание характера этого человека.

 

 

Эти воспоминания  Георгия Жукова, записанные Константином Симоновым,  опубликовал Николай Стариков:

https://nstarikov.ru/blog/69187

 

 

Когда бы монумент велели мне
Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне,
Я б на гранитной тёсаной стене
Поставил танк с глазницами пустыми;

Я выкопал его бы, как он есть,
В пробоинах, в листах железа рваных,-
Невянущая воинская честь
Есть в этих шрамах, в обгорелых ранах.

На постамент взобравшись высоко,
Пусть как свидетель подтвердит по праву:
Да, нам далась победа нелегко.
Да, враг был храбр.
Тем больше наша слава.

 «Танк».

 Константин Симонов.

1939. Халхин-Гол

 

Это стихотворение мой отец, Алексей Лукич Сологубовский,  услышал лично от Константина Симонова. Именно так и был  возведен по его предложению  в 1949 году  памятник во славу Танкистов -Яковлевцев – Танк на постаменте!

Я был у этого памятника… И опубликую, обещаю, фотографии открытия этого памятника в 1949 году…

Николай Сологубовский, 3 сентября 2024 года.

Пишите мне на:   sweeta45@mail.ru

 

 

Продолжение интервью Владимира Путина монгольской газете 2 сентября 2024 года

 

Вопрос: В чём помимо совместного празднования 80‑летия победы на Халхин-Голе состоит цель Вашего предстоящего визита? Какие вопросы будут обсуждаться?

В.Путин: Как уже отмечал, наши народы связывает не только боевое братство и дружба, но и богатая история взаимовыгодного сотрудничества. Нынешний год насыщен совместными юбилеями. Исполнилось 70 лет флагману нашего двустороннего хозяйственного взаимодействия – межгосударственному совместному предприятию АО «Улан-Баторская железная дорога». 60 лет назад при содействии наших специалистов началось освоение целинных земель Монголии.

Сегодня сотрудничество между Россией и Монголией носит комплексный, многосторонний характер и охватывает политическую, торгово‑экономическую, инвестиционную, финансовую, промышленную, сельскохозяйственную, научно‑образовательную, культурную, спортивную и другие сферы.

В ходе переговоров с Президентом Халтмаагийн Баттулгой и встреч с Председателем Великого Государственного Хурала Гомбожавын Занданшатаром и Премьер-министром Ухнагийн Хурэлсухом подробно обсудим перспективы дальнейшего наращивания взаимовыгодного сотрудничества, в том числе ход реализации Среднесрочной программы развития стратегического партнёрства между Российской Федерацией и Монголией.

По итогам визита будет подписан межгосударственный Договор о дружественных отношениях и всеобъемлющем стратегическом партнёрстве, который выводит наши двусторонние отношения на качественно новый уровень. Отмечу, что этот документ, подготовленный на основе Договора о дружественных отношениях и сотрудничестве от 1993 года, будет иметь бессрочный характер.

 

Вопрос: Монголия и Россия – вечные соседи. По объективным причинам в 1990‑е гг. экономические связи сокращались, однако в последнее время они имеют растущую динамику. Как Вы считаете, в каких отраслях в дальнейшем два государства могут взаимовыгодно сотрудничать? Говорят, что на экономический оборот негативно влияют высокие таможенные пошлины. Будет ли идти речь об их снижении до приемлемого уровня?

В.Путин: Развитие многоплановых связей с Монголией является одним из приоритетов России в Азии.

Действительно, в последние годы двусторонняя торговля развивается высокими темпами. По итогам 2018 года товарооборот увеличился почти на 21% и составил 1,65 миллиарда долларов. За январь–июнь текущего года он вырос ещё на 11,8% – до 800 миллионов долларов.

Эффективная работа по углублению практического взаимодействия проводится по линии Межправительственной комиссии по торгово‑экономическому и научно‑техническому сотрудничеству, её профильных подкомиссий и рабочих групп.

Большое внимание в двустороннем диалоге уделяем транспортно‑инфраструктурной сфере, дальнейшему раскрытию транзитного потенциала Монголии. В этих целях «РЖД» планирует модернизацию Улан-Баторской железной дороги – ключевой для страны транспортной артерии.

Другое важное направление сотрудничества – энергетика. Российские компании осуществляют поставки электроэнергии в Монголию и участвуют в техническом перевооружении её генерирующих мощностей. Интересные проекты реализуются или планируются в области промышленности и сельского хозяйства.

Активное сотрудничество ведётся в санитарной и ветеринарной сферах. В прошлом году успешно завершён второй этап гуманитарной программы вакцинации скота на территории Монголии, что позволит облегчить доступ монгольской животноводческой продукции на российский рынок.

Большое значение придаём вопросам охраны окружающей среды. Ведутся переговоры о создании ряда совместных заповедников в приграничных районах. Это будет способствовать сохранению уникального биоразнообразия общего региона.

Продолжаем оказывать содействие монгольской стороне в подготовке национальных кадров. Сегодня в высших учебных заведениях России обучается около трёх тысяч граждан Монголии. Ежегодно выделяем 500 государственных стипендий для монгольских студентов.

Что касается снижения таможенных пошлин, то в 2015 году между Евразийской экономической комиссией и монгольской стороной была создана совместная рабочая группа, которая занимается повышением эффективности взаимной торговли, включая устранение барьеров, улучшение таможенного администрирования, гармонизацию санитарных норм. Зачастую упрощение технических требований даёт гораздо бо́льший импульс деловому взаимодействию, чем уменьшение пошлин.

 

Вопрос: Какое воздействие на Ваши личные связи с Президентом Х.Баттулгой оказывает ваш обоюдный интерес к дзюдо и увлечение спортом?

В.Путин: Для меня дзюдо – это не просто спорт. Дзюдо воспитывает в человеке силу воли, уважительное отношение к окружающим, выдержку, умение держать удар и с достоинством выходить из сложных ситуаций.

Знаю, что и Президент Монголии Х.Баттулга занимается и дзюдо, и самбо, является всемирно признанным мастером единоборств. Общие интересы и схожий образ мыслей помогли нам очень быстро наладить взаимопонимание, или, как говорят, настроиться на одну волну. Сегодня это позволяет нам поддерживать эффективный диалог, в конструктивном ключе решать актуальные вопросы двустороннего сотрудничества, добиваться больших успехов в реализации перспективных проектов. Конечно, стараемся встречаться не только на политических мероприятиях или экономических форумах, но и на трибунах чемпионатов мира по дзюдо.

http://www.kremlin.ru/events/president/news/61414

 

 

Послесловие


3 сентября 2024 года ы Мемориальном комплексе Георгия Жукова в столице Монголии Улан-Баторе Президент РФ Владимир Путин и Президент Монголии Ухнагийн Хурэлсух возложили венок к памятнику прославленному маршалу Советского Союза.

Церемония стала частью празднования 85-летия победы советских и монгольских воинов на реке Халхин-Гол.

Георгий Жуков получил первую звезду Героя Советского Союза в 1939 году, именно за успешную операцию на Халхин-Голе, в результате которой советские и монгольские войска разгромили соединения Квантунской армии Японии. Спустя тридцать лет Георгий Жуков был удостоен звания Героя Монгольской Народной Республики.

Мемориальный комплекс в честь маршала Советского Союза открыли в Улан-Баторе к сорокалетию победы на Халхин-Голе,  в 1979 году.







0
0
0



Комментировать